Довгаль Дарья

Немногие из тех, кто хоть раз в жизни был в Крыму, отправля­лись на экскурсию в горы. От подножья скалы вверх черной змейкой бежал серпантин. На одном из очередных его витков экскурсовод остановила автобус. Все, кто находился в автобусе, высыпали наружу, чтобы отдохнуть от духоты салона. Любуясь живописной красотой природы, никто сразу и не заметил седую женщину в черном платке с девочкой лет семи. То, что делали женщина и девочка, вызвало жгу­чее любопытство, и экскурсанты подошли поближе. Там, плотно при­жавшись к скале, словно слившись с ней, стоял надгробный камень с табличкой, на которой были высечены имена. Люди стояли в пол­ной тишине, которую нарушали лишь шум моря и журчание ручейка, протекавшего неподалёку. Седая женщина с каким-то благоговением и трепетом, что-то шепча, мыла могильный камень.

- Мам, мам! А зачем бабушка камень моет? - спросил рыжий мальчишка Ванька, вихры которого всегда торчали в разные стороны. Женщина подняла голову, поправила прядь седых волос, выбившу­юся из-под черного платка, и, посмотрев на мальчишку уставшими от времени глазами, сказала: «Ангелы здесь спят, ангелы».

Никто из тех, кто стоял рядом, её не перебивал, казалось, время остановилось, и женщина начала свой рассказ. Черное море было спо­койным и приветливым. С него дул легкий бриз, принося прохладу на берег. Над водой, то туда, то сюда носились белые чайки, высма­тривая добычу. А там, высоко в горах, в окружении скал и деревьев находился маленький гарнизон. За гарнизоном вниз вела узкая тро­пинка, которая выходила к морю, в бухту. Даже во время шторма, когда море рычало, как раненый зверь, а волны неистово неслись на берег и разбивались в мелкие брызги о камни, оно не пугало так жителей гарнизона и соседнего селения крымских татар, как это страшное затишье. Вниз по серпантину ехала машина. За баранкой грузовика сидел молодой и жизнерадостный паренек Миша.

Несмотря на свои 18 лет, он был довольно высок и крепок и об­ладал недюжинной силой, как истинный сибиряк. Про таких, как он, говорили: «Подковы гнет». В кузове машины находились пять женщин и шесть детей. Это были жёны и дети моряков-пограничников. По приказу руководства их нужно было срочно эвакуировать. Маши­на продолжала свой путь, как вдруг воздух рассекла автоматная оче­редь и эхом отразилось от скал. Машина остановилась, накренившись на бок. Миша вылез из кабины и стал отстреливаться, прикрывая де­тей и женщин, пока они выбирались из машины. Рядом с ним взорва­лась граната. Миша упал на землю. Ольга Григорьевна, жена капитана 1 ранга, подбежала к нему. Гимнастёрка солдата уже пропиталась кро­вью. Оторвав рукав от блузки Ольга Григорьевна хотела перевязать Мишу. Оказалось, солдату распороло живот.

• Ольга Григорьевна, я хочу пить.
• Вот, попей. Попей, мой хороший.

Миша сделал глоток воды и затих, только карие глаза смотрели в небо. Ольга Григорьевна закрыла ему глаза, но подняться не успела. Автоматная очередь прошила ей грудь, и она осталась лежать рядом с молодым солдатом. Женщины и дети стояли тихо, боясь пошеве­литься. За одним из камней, притаившись, прятался четырнадцати­летний мальчишка. Марат жил в селении рядом с гарнизоном и всё время пропадал в нём. Он был влюблён в море, мечтал стать капи­таном и найти новые неведомые острова. Марат знал азбуку Морзе, учился отлично и перечитал все книги, которые были в библиотеке гарнизона, «от корки до корки». Это были книги о приключениях и великих путешественниках. Марат лихо управлял баркасом и не бо­ялся выходить в море даже в шторм. Услышав первые выстрелы, он сразу бросился на выручку своим друзьям. Увидев, как погибли Миша и Ольга Григорьевна, Марат выбежал из своего укрытия, но помочь не успел. Мальчика застрелил немецкий офицер. Женщины и дети даже не заметили, когда подъехала эта проклятая машина. Офицер подошел к Марату и, целясь в голову, нажал на курок ещё раз. Обер­нувшись, немецкий офицер понял, что перед ним семьи моряков. Как и все фашисты, которые воевали в Крыму, он ненавидел эту «поло­сатую смерть». И всю скопившуюся ненависть он решил выместить на женщинах и детях. Увидев страх в глазах женщин, закрывавших собой детей, немецкий офицер обернулся к своим солдатам и корот­ко что-то приказал. Двое солдат схватили маленькую Юлю и, сорвав с ребенка одежду, привязали к капоту грузовика. Лиля, жена мичма­на, пыталась по-немецки уговорить фашистов, чтобы те отпустили девочку, но это только раззадорило их. Немецкий офицер достал из голенища сапога нож и метнул в ребенка. Маленькая Юля не кри­чала и не плакала. Онемев от боли и страха, она лишь смотрела го­лубыми широко распахнутыми глазами. Это ещё больше разозли­ло немцев, и в девочку друг за дружкой полетели ещё четыре ножа. Четвертый нож вонзился в сердце маленькой Юли. Лиля кинулась на немецкого офицера и схватила его за горло. Фашист захрипел и упал на землю. Пока солдаты не застрелили Лилю, они не смогли оторвать её от своего офицера. Офицер вскочил на ноги и, не видя пе­ред собой ничего, стал беспорядочно стрелять. Вдруг он услышал над головой шум моторов. Этот шум он знал хорошо. Забыв про женщин и детей, офицер вскочил в машину и быстро уехал, оставив своих сол­дат на дороге. Но уехал он не далеко. Пулемётная очередь нашего крас­нозвездного штурмовика пробила бензобак машины. Она взорвалась. И эхо несколько раз повторило этот взрыв. На разбитой дороге в гря­зи и пыли сидели уцелевшие женщины и дети. Мама маленькой Юли отвязала и одела девочку. Она взяла дочку на руки и стала петь ей ко­лыбельную. Марина, некогда красивая женщина с черными, как смоль волосами, чистокровная казачка, в одночасье превратилась в старуху. Так она и сидела на дороге. От пережитого ужаса поседевшая Марина так и не оправилась. Она погибла, сорвавшись ночью в ущелье на сле­дующий день, когда искала свою маленькую Юлю. К женщинам подо­шел старик татарин с мальчиком лет шести. Посмотрев вокруг, старик покачал головой. Повернувшись к мальчику, он что-то сказал, и ре­бенок убежал. Вскоре пришли четыре старика с кирками и лопатами. Они подравняли края воронки, оставшейся от взрыва снаряда. Чуть позже пришли женщины. Они застелили дно воронки стежёными одеялами. Осторожно обтерли лица погибших, расчесали спутанные волосы и привели в порядок одежду. Старики аккуратно положили женщин, детей и молодого солдата на дно воронки.

- Проститесь с родными, - сказал старик татарин.

Погибших закрыли одеялами, и на земле появилась еще одна братская могила на восьмерых. Марата унесли и похоронили по обы­чаю. Оставшихся в живых женщин и мальчика Степу по приказу ста­рика татарина, деда Дамира, забрали с собой. Спасенных помыли, переодели в национальную одежду и поселили у старой Зухры. Она жила одна. Муж Зухры погиб еще зимой сорок первого, а от сына дав­но не было вестей. Женю, Надю и маленького Степу, если немцы захо­дили в селение, прятали в горах.

Был в селении у одной татарки петух. Петух как петух, только берегли его как зеницу ока. Незадолго до того, как в селение должны были прийти немцы за очередным бутылём самогона, петух начинал орать во все горло, а после этого прятался в доме за бочкой с водой и сидел там очень тихо. После такого представления жизнь в селе­нии как будто останавливалась. Вся живность, которая ещё уцелела, пряталась где могла, а мальчишки куда-то исчезали. Дед Дамир, на­против, с радостью встречал немцев и уверял их в том, что советскую власть и русских он ненавидит. Пьяные и довольные немцы убира­лись восвояси и не появлялись недели две, и жизнь жителей селения входила в своё обычное русло. Вскоре Женя и Надя стали замечать, что в селении что-то происходит и это что-то от них тщательно скры­вают. Сколько бы это ещё продолжалось, неизвестно, но в селении за­болел ребенок. Женя, узнав об этом, подошла к старейшине.

• Уважаемый Дамир, я врач, разрешите мне помочь вам.

Дед Дамир внимательно посмотрел на Женю:

• Хорошо, пойдём со мной.

В доме на сосновых ветках и соломе, набросанных на земляной пол, лежал мальчик и метался в бреду. Женя осмотрела ребенка и ска­зала, что ей нужно принести. Позже к больному мальчику привели и Надю. Целую ночь Женя и Надя не отходили от ребенка. Наутро жар у мальчика спал, и он спокойно уснул. Опасность миновала.

• Да хранит вас, Аллах! Вы спасли моего внука, и я могу вам дове­рять. Пойдемте со мной, - сказал дед Дамир.

Узкая, еле заметная тропка петляла между скал и проходила почти по краю ущелья. Вереница из двух стариков и двух женщин двигалась молча и очень осторожно. Лишь изредка сюда доносились отголоски криков чаек да стервятников, извещавших друг друга об очередном пиршестве. Наконец тропинка оборвалась, уткнувшись в скалу. Обой­дя её, все остановились. Внимательно посмотрев туда, где стоял дед Дамир, Женя и Надя увидели среди кустарника узкий проход. Протис­нувшись в него, Женя и Надя попали в пещеру. Солнечный свет кое-где косыми лучами прорезал полумрак. Через несколько метров пеще­ра резко расширилась. Постоянно дующие с моря ветра, морская вода и солнце сотворили поистине чудо. Но даже с моря было трудно раз­глядеть вход в пещеру. С моря пещеру надёжно закрывала часть ска­лы, и поэтому даже в шторм здесь было сухо. Этот кусок скалы уходил в морскую воду где-то метра на два. Днём солнечные лучи отражались в воде и освещали пещеру, а ночью согретая солнцем вода медленно от­давала своё тепло. Именно блики воды придавали пещере сказочный вид, и раньше в мирное время местные мальчишки всё искали здесь клад Али-Бабы и сорока разбойников. Но сейчас эта сказочная пещера скрывала то, что дороже всех сокровищ мира. Там на матрацах лежали раненые моряки. Их было около сотни. Теперь Женя и Надя всё по­няли. Простые женщины-татарки лечили раненых моряков как мог­ли, как умели. Они собирали разные травы и смолу деревьев. Варили отвары и делали мази. Простирывая тряпичные бинты для раненых, женщины до кровавых мозолей стирали свои руки. Фашисты же, видя руки женщин, считали, что они больны какой-то заразой, поэтому их не трогали и в селении долго не задерживались. Как только Женя и Надя попали в пещеру, у них началась новая, полная забот, бессон­ных ночей и тревог жизнь. Как только ночь раскрывала свой лиловый плащ, усеянный звёздами, каждую неделю среди скал начинали появ­ляться бесшумные тени. Цепочка из людей то появлялась, то исчеза­ла где-то между скал. Благополучно добравшись до обрыва, мальчик поднял руку. Люди остановились. На краю обрыва, цепляясь корнями за острые камни, росло крепкое дерево. Мальчик стал медленно спу­скаться вниз, цепляясь за корни и ветки. Несколько взрослых мужчин последовали его примеру. Спустившись вниз и пройдя несколько ме­тров, они достигли кромки воды. Вдруг раздался крик филина. Ему ответила сова. Спустя минуту к берегу причалил баркас. Мужчины молча погрузились в него. Крепко, по-мужски, пожав руки мальчи­кам, они простились. Мальчики ещё долго стояли и смотрели вслед удаляющемуся баркасу. Они не знали, какая судьба ждет этих мужчин, но мальчики точно знали: они уплывают, чтобы бить фашистов. И чем больше эти мужчины убьют фашистов, тем быстрей закончится эта страшная война, и их отцы быстрее вернутся домой.

Через лазарет деда Дамира прошло больше двухсот человек. Если вы найдёте эту пещеру, то посчитайте «зарубки» на камне. Их оставил раненый моряк Алёша Иванов. Каждая «зарубка» - это спасённый и вылеченный моряк. Единственный, кому не смогли помочь в лаза­рете, был Алёша. Осколком от снаряда ему повредило позвоночник, и он был парализован. После освобождения Крыма Женя, Надя и ма­ленький Стёпка уехали в селение.

В июле 47-го года на краю селения остановилась легковая маши­на. Из неё легко выпрыгнула молодая, стройная и красивая женщина.

Чёрные волосы с легкой сединой на висках были заплетены в тугую косу, уложенную вокруг головы. Всё это великолепие венчала пилотка с красной пятиконечной звездой. Военная форма только больше под­черкивала тонкую талию и высокую грудь, на которой красовались орден Красной звезды и медаль «За взятие Берлина». Погоны майора медицинской службы совсем сбили с толку местных жителей. Жен­щина поправила военную форму и уверенной походкой пошла вглубь селения. Остановившись у дома деда Дамира, женщина толкнула дверь. Она легко открылась (здесь никогда не запирали дверей).

• Мир вашему дому! Вы не узнали меня?
• Нет, дочка.
• Это же я, Женя!

Дед Дамир внимательно всматривался в лицо женщины.

• Я бы тебя не узнал, дочка. А где Надя и маленький Стёпа?
• Стёпа живет у моих родителей. А Надя погибла.

По лицу старика татарина пробежала тень. Дед Дамир и Женя, поговорив ещё немного, спустились вниз и пошли туда, где началась вторая жизнь Жени. Постояв ещё пару минут и простившись со ста­риком, Женя уехала...

Каждый год в один и тот же день здесь появляются цветы, а в этом году их не было. Седая женщина в черном платке закончила свой рассказ и, помолчав немного, добавила:

• Когда Аллах призовёт меня, вместо меня будет ухаживать за мо­гилой моя внучка Зухра.

Автобус с экскурсантами спускался по серпантину вниз, туда, где находились уютные корпуса санатория. Люди ехали молча. О чём они думали? Может быть, о жителях селения, о которых услышали? Пять стариков, десять женщин и три десятка ребятишек разного воз­раста не шли в атаку и не летали на самолётах, не были партизана­ми и не стояли у станка на заводах, а только свой долг перед Родиной и землёй предков выполнили до конца. Рискуя своей жизнью, они под носом у фашистов лечили раненых и больных моряков. Они ставили их на ноги и благословляли громить ненавистных врагов, но каждый, кто сидел в этом автобусе, понимал, какой ценой оплачено голубое небо, тёплое солнце, ласковый ветер и весёлый детский смех. Автобус остановился у ворот санатория, а там, наверху, на надгробном камне лежал букетик полевых цветов, положенный вихрастым и рыжим Ванькой.

Опубликовано в 2015 году

Форма художественной речи: проза

Тематика произведения: война, Крым,  крымские татары