Чухлов Денис Алексеевич

Развязать войну может и трус,

а сражаться в ней приходится смелым.

Публий Корнелий Тацит

1944 год

Бушующая гроза не стихала уже сутки, в связи с чем пришлось временно прекратить военные действия. Русские солдаты засели в окопах, ожидая нового натиска врага. Десятки воинов лежали бок о бок с Глебом Митрофановым, раненые, измученные, но живые. Единственным занятием во время затишья большинство избрало молитвы за здравие своё и своей семьи. Глеб не верил в Бога, но был убеждён в том, что у каждого человека есть свой внутренний ангел и демон, они направляют и указывают верный путь, который сами считают правильным. Но лишь от человека зависит, кому из них он подчинится. Рядовой Антон Гронский прервал долгое молчание, вид его давал понять, что он находится на грани между жизнью и смертью. Осколок от танкового снаряда, угодивший командиру взвода Антонову в бедренную кость полностью лишил его возможности передвижения, и даже простая дрожь отзывалась дикой болью.

– Бойцы, у меня плохое предчувствие. Думаю, что костлявая нас здесь уже заждалась, – истощённым голосом проговорил он, – я хотел сказать, что вы все – настоящие герои. И мне жаль, что я не увижу нашу победу.

Последние силы оставили Антонова и сознание покинуло его. Он любил драматизировать и наводить панику на своих сослуживцев, но сейчас действительно мало кто верил в то, что им удастся остаться в живых. Запас медикаментов иссяк, выходом из положения являлась либо смерть, либо плен. Даже отступление не было вариантом. Либо тебя подстрелят свои, либо настигнут фашистские войска, силы которых в этой битве были превосходящие.

– Не слушайте этого сопляка, мы выберемся! – прокричал Митрофанов всему взводу. – Кто собрался на смерть, того могу пришить прямо здесь и сейчас!

Уверенный голос Глеба внушал надежду в мальчишек, вынужденных вмиг стать солдатами ради защиты своей Родины, однако сам он понимал, что эта битва для них, вероятно, окончена. Помощи не будет. Доставая из кармана пачку папирос, Глеб протягивал своим товарищам по одной штуке, обделив себя. Неизвестность того, что будет дальше, наводила на него ужас, но он не мог показывать это перед парнями, последней надеждой которых являлся. Гроза окончится не скоро. Он медленно закрыл глаза и погрузился в яркие воспоминания своего мирного и безопасного прошлого.

* * *

Очередное весеннее утро, 1939 год. Крик петухов по очереди пробуждал каждую улицу села. Дом Митрофановых находился в самом его центре. Глеб всеми силами держался за свой сон, но спустя минуту дикого ора был вынужден подняться с кровати. С каждым днём желание отстрелять пернатых крикунов становилось всё более навязчивым. Из окна комнаты было видно, как отец колет дрова на участке, судя по всему, уже давно. Сегодня Глебу предстояло ехать с ним на первую в своей жизни охоту. Понимание этого тут же приподняло ему настроение. Одевшись, он вышел на кухню, откуда доносился аромат свежеприготовленной гречневой каши и курятины. За столом сидели две его сестры и уплетали завтрак за обе щёки. Мать стояла у умывальника и чистила картофель.

– И, как всегда, наш Глеб самый последний, – сказала мать, даже не повернувшись в его сторону. – Как спалось?

– Отлично. Мам, будь добра, поворачивайся ко мне, если хочешь поговорить. Мне неловко. Ощущение, словно с твоим затылком говорю.

– Ты мне не дерзи! Садись и ешь.

Глеб молча кивнул и сел за стол напротив своей старшей сестры Василины. Радио проигрывало его любимую песню «Вдоль деревни», которую обожал напевать за работой отец Добрыня Митрофанов.

– Мам, а папа не присоединится к нам за завтраком? – спросила Елена, близняшка Василины.

– Нет, он работает. Говорит: «Зачем тратить драгоценное время на обжорство, когда можно заняться делом?», – произнесла мать с лёгкой усмешкой, – Ну я завернула ему бутербродов на случай, если проголодается и отправила дрова колоть.

– А папка-то дело говорит, – сказала Василина и уставилась на Глеба.

– И чего же ты тогда сидишь? – с улыбкой спросил Глеб.

– Ну я же девочка, а ты будущий защитник, – ответила Василина и продолжила трапезу.

Глеб безразлично пожал плечами и принялся за еду, тщательно пережёвывая каждый кусочек курицы.

– О, кстати! В девять утра мы с отцом играем в шахматы, а потом он научит меня охотиться! – восторженно произнёс он.

– Поздравляю тебя, но… – мать задумалась, как правильней будет сформулировать свою мысль, – ты уверен, что готов убивать? Зверюшек. Я уж не говорю о дальнейшем потрошении.

– Мама, мы же едим! – хором крикнули близняшки.

Глеб уставился в тарелку с едой, вопрос серьёзно озадачил его. Когда он слышал слово «охота» – в голове его представлялась долгая слежка, стрельба в даль по силуэтам животных, но никак не их убийство и вынимание внутренностей. Деваться было уже некуда, собравшись, он голосом, полным уверенности, дал положительный ответ.

Доев и вымыв за собой тарелку, Глеб направился на улицу к отцу. Скоротав с ним время за трудом и спором, что же находится на тёмной стороне Луны, они закончили работу. Вот и девять утра. Они проследовали обратно в дом, в гостиной комнате которого ещё со вчерашнего дня стояла шахматная доска с расставленными фигурами.

– Первый ход предоставляю тебе, отец, – с ехидной улыбкой сказал Глеб, усаживаясь на сторону тёмных фигур.

Отец сел на сторону белых, и игра началась. Способности сына к тактике и стратегии каждый раз поражали Добрыню, пятнадцатилетний мальчик обыгрывал его, как ребёнка. Это било по мужскому самолюбию, но виду он не подавал, дабы не показывать свою неуверенность. Шах и мат.

– Ты снова победил, Глеб, – признал Добрыня с натянутой улыбкой.

– Простая тактика, папа, – самодовольно сказал Глеб. – Пожертвуй пешкой, чтобы убить короля.

– Тебе бы податься в военные, сынок. Дури в тебе хватает, да и ума хоть отбавляй. – Добрыня, возгордившись сыном похлопал его по плечу. – Не пропадёшь ты со своими талантами.

– Не знаю, отец. Я хочу стать профессиональным боксёром. Уж слишком большая ответственность лежит на военных.

– И ты боишься брать эту ответственность на себя?

Глеб кивнул.

– Знаешь, что делают мужчины, когда боятся? – Добрыня помедлил и продолжил: – Они берут и засовывают этот страх куда подальше и делают то, что должно. Все мы боимся, но рано или поздно со страхами приходится бороться, сын.

Возразить было нечего, и Глеб уставился в раздумьях на шахматную доску. В голове всплыло масштабное сражение с многомиллионными войсками, которые бегут друг на друга, нацелившись штыками прямо в сердце своего противника.

– Ты собирайся. Пойдём поохотимся.

Глеб, вытянутый из задумчивости, одобрительно кивнул Добрыне и пошёл за своими вещами. Отец ушёл в свою комнату и спустя пять минут вышел уже в полном обмундировании. Фуфайка, галифе и высокие охотничьи сапоги, в одном из которых торчал нож. На подготовку Глеба ушло на минуту больше. Поочерёдно поцеловав хозяйку, мужчины вышли из дому и по тропе направились к выходу из села, попутно обмениваясь поклонами со всеми соседями, которых встречали на пути. Вот и лес. Они проследовали дальше в чащу.

Всю долгую дорогу Глеба терзал страх. Будь-то голодные хищники, которые не прочь отведать человечины, или простая потеря дороги, по которой они смогут вернуться назад. Вот они уже вышли к речке, Добрыня засел за кустами и жестом приказал сыну подойти.

– Что такое, пап? – обеспокоенно спросил Глеб.

– Лучшее место для засады – река, животные приходят к ней утолять жажду, к тому же шум течения немного заглушает шорохи, которые мы издаём сами, – прошептал отец.

Глеб осторожно осмотрелся вокруг и присел возле куста, оперевшись о дерево, стоявшее рядом. Некоторое время он наблюдал за действиями отца, который всё выглядывал какую-нибудь зверюшку, но, в конце концов, под чириканье птиц и течение реки он откинул голову назад и задремал.

Разбудил Глеба шёпот отца возле его уха, призывающий подняться и посмотреть на противоположный берег. Выглянув из кустов, парень заметил, как к воде подходит олень, желающий промочить горло.

Добрыня суёт в руки мальца винтовку и кивает на оленя:

– Давай, дружок, как я тебе показывал. Занимаешь позицию, целишься в голову и задерживаешь дыхание. Как только повернётся в твою сторону – стреляй!

Глеб выполнил все указания отца, лёг на грудь и навёл прицел прямо на голову оленя. Руки дрожали, он просто не мог убить беззащитное животное. Некогда уверенный взгляд наполнился паникой и нерешительностью. Отец, видя её в глазах сына, выхватил ружьё и сам выстрелил в оленя. Пуля угодила в туловище. Олень бросился прочь от реки.

– Какого чёрта ты не стрелял?! – прокричал Добрыня Глебу.

– Прости, но… Я не могу! Они просто животные! – ответил ошеломлённый парнишка, не отводя взгляд от злых глаз отца.

– В настоящем мужчине не должно быть жалости! Если будешь давать слабину, то сожрут уже тебя. Так что в следующий раз советую тебе стрелять.

Добрыня оттолкнул мальчишку в сторону и пошёл по небольшому холмику в обход реки. Глеб проследовал за ним. Они вышли на место, где несколько минут назад был подстрелен олень. Взяв кровавый след, охотники прошли дальше в лес и наткнулись на мёртвое тело.

– Если ранение было смертельным, то как он так быстро уносил ноги? – спросил Глеб, недоумённо почесав затылок.

– Это у оленей выброс адреналина, резкий страх позволяет им некоторое время не чувствовать боль и убежать подальше, а потом они просто истекают кровью и погибают.

– Ужасно…

– Что я тебе говорил про жалость?! Будь хоть немного полезным и достань верёвки. Сейчас будем приступать к работе.

Детально лицезрев освежевание, последовавшее после этих слов, Глеб едва сдерживал слёзы, он не знал, сможет ли теперь заставить себя съесть хоть кусочек мяса. Вернулись домой они уже под вечер, небо окрасилось в ярко-оранжевый цвет, и солнце уходило в закат. Отец пошёл обнимать сестричек, а сын, оставшись один, присел на скамейку возле забора. Он уставился на землю, обдумывая слова отца и свою нерешимость. С силой сжав кулаки и стиснув зубы, он твёрдо поклялся самому себе, что больше никогда не проявит слабость.

* * *

Послышался грохот артиллерийского обстрела. Глеб открыл глаза. Все вокруг принялись ёрзать и хвататься за оружие. Осторожно высунувшись из окопа и взглянув в бинокль, он увидел врага, высоко, прямо на хребте горы. Надев патронташ и взяв в руки пулемёт, кивнул своим сослуживцам. Последние капельки дождя упали на его лицо. Все приготовились к финальной битве, затаив дыхание.

– Боишься? – спросил Глеб у своего лучшего друга Тимура.

– Нет. Меня ведь бережёт ангел-хранитель, как и тебя, дружище.

– Только не забудь призвать его в нужный момент.

Глеб улыбнулся и крепко обнял Тимура за плечо. Враги постепенно наступали.

– Готовимся. Бережём патроны. И прошу вас, ради всего святого, не стреляйте, пока не увидите белки их глаз! – проинструктировал свой взвод Глеб. – За победу до последнего вздоха! Покажем берлинским свиньям, чей народ они погубить решили!

Каждые три минуты следовали выстрелы артиллерии, русские солдаты не торопились давать ответ, подпуская немцев всё ближе. Кажется, армия врага уже решила, что боеприпасы у противника кончились, и со всех ног помчались в атаку. Как только их лица стали различимы, Глеб открыл огонь из пулемёта, за ним последовали остальные. Десятки фашистов падали замертво и ещё сотня пустилась в обход, образуя кольцо вокруг остатка русской армии и постепенно сужая его. Патронов не хватало на всех. Ещё один выстрел артиллерии врага, снаряд угодил вблизи Глеба и Тимура. Огонь прекратился.

Ужасное гудение, казалось, разрывало голову Глеба. Полнейшая дезориентация не давала ему понять, что случилось.

Как только туман в глазах рассеялся, он оглянулся по сторонам в поисках выживших:

– Тимур? Серёга? Ген?..

Он пополз в сторону воронки, в которую угодил снаряд. Пулемётный взвод Митрофанова был уничтожен, ни один человек более не стоял на ногах.

«Это конец», – подумал он, оглядывая тела своих товарищей.

Дыхание участилось, рука его медленно потянулась к гранатному подсумку, пока фашисты с опаской приближались в сторону павшего врага.

Опубликовано в 2020 году

Форма художественной речи: проза

Жанр творчества: рассказ

Тематика произведения: война