Валерий Федорович Зубарев. Валерий Зубарев. Валера. Мой товарищ, друг, брат, с которым мы долго шли по жизни вместе. До тех пор, когда он ушел из нее, а я остался. И не могу говорить дежурными словами о его значении, величии, месте в литературе. Хотя, несомненно, все это есть – и значение, и величие, и только ему одному принадлежащее место.
Талантлив он был безгранично и во многом. Конечно, прежде всего, в стихах. Но была у его таланта еще одна грань, переходящая в гениальность, он был гений общения. Он умел так слушать и так говорить, что все сказанное нами друг другу в бесконечных беседах приобретало гигантский смысл. И этот смысл не улетучивался со временем, а как бы превращался в смысл жизни, помогал жить.
Валера на десять лет старше меня. Но мы уже давно воспринимали друг друга, как ровесники. Это лет в 20-30 разница в десять лет кажется большой. А в 40-50, в 50-60 и старше она почти не ощущается.
Знаком с Валерой с семидесятых годов. А с 1993 года работал с ним в одном кабинете. В 2003 году вместе перешли в другой кабинет. Работали вместе почти лет 20. Мне казалось, что мы срослись лбами и мыслями. Я понимал его с полуслова. С полувзгляда. Он меня – тоже. Один из нас только открывал рот, другой уже отвечал на еще не заданный вопрос.
А сколько было прочитано стихотворений – и своих, и других поэтов – во время нашей двадцатилетней работы за столами, расположенными друг против друга – сказать невозможно. До сих пор стоят в памяти лучшие стихи Валеры, наполненные особым, ни с кем и ни с чем не сравнимым, зубаревским смыслом:
В следах
от бельевой веревки,
с автографами на коре,
на положении
сиротки
стоит береза
во дворе.
И встрепенешься потрясенно,
когда она
в пустую высь
вдруг птицу выбросит
из кроны,
как редкую
живую мысль.
Есть у Валеры замечательное стихотворение, первая строка которого дала название его первой книге, изданной, если мне не изменяет память, в 1970 году. Вот как выглядит первая строфа упомянутого стихотворения:
Говорил со мною ветер
на прозрачном языке.
Был он грустен, был он светел,
и дождинка на щеке...
Мне было 17 лет, когда впервые увидел первую книжку Валеры и прочитал её на одном дыхании, меньше, чем за час. Работал я тогда в редакции прокопьевской городской газеты «Шахтерская правда», где все знали, что я пишу стихи. Собственно и взяли меня в редакцию сразу после школы, потому что со старших классов начал публиковаться в газете со стихами и газетными текстами.
Знакомство с книгой Валеры было не только добровольным (хотя, конечно, прежде всего, добровольным), но и по заданию редактора, бывшего весьма неравнодушным к литературному творчеству местных авторов. Он дал мне пять изданных под одной обложкой книжечек (в те времена это называлось «кассета, да и сегодня также) и задание: прочитай и напиши рецензию, а вот этот парень живет в Киселёвске. С этими словами редактор извлек из пачечки книгу Валеры.
Упоминанием о Киселёвске редактор, сам того не ожидая, сильно подстегнул мой интерес. С самого раннего детства этот город казался мне очень убогим. В нём жила наша родня, к которой, в детстве, нередко возила меня моя бабушка. Логика моя была железная: что же это за город, если в нём нет драмтеатра и домов со шпилями? Одни обвалы и терриконы. У нас тоже обвалы и терриконы. Но зато есть драмтеатр.
Книжка Валеры разрушила моё детское представление о Киселёвске. Я понял: если в городе живёт талантливый поэт, значит город не такой уж и убогий. Пусть в нём нет драмтеатра. Зато есть Зубарев.
Когда я читал первую книгу Валеры, конечно же, не мог и предположить, что всего через несколько лет мы с ним познакомимся. А ещё через какое-то время станем друзьями. И он будет читать мои стихи, а я – внимательно прислушиваться к его замечаниям. А потом и он станет прислушиваться к моим словам. И мы с ним, разными путями, окажемся в Кемерове и много лет вместе проработаем в той духовной и душевной сфере, которая называется литературой.
Когда-то Зубарев сказал:
От работы большой утомиться.
Распластавшись, лежать на спине, -
чтоб стояла парящая птица
отраженьем твоим в вышине.
…………………………………...
И земля не гнетет притяженьем.
Высота в перепонках звенит.
И становишься сам отраженьем
этой птицы, ушедшей в зенит.
Валера ушёл в зенит. И многое изменилось. Но осталось и нечто незыблемое.
Наш общий писательский дом находился в советские времена в здании № 40 по Советскому проспекту. Мы называли наш дом известным всей стране и всей стране родным словом – Союз. Из этого слово сияли великие смыслы, в которых проступали – и Советский Союз, и Союз писателей, и славное пушкинское утверждение: друзья мои, прекрасен наш союз!
В нулевые и десятые наш дом дважды «европейски» отремонтировали. Но и сегодня он находится в том же здании, в тех же стенах. И мы его называем по-прежнему – Союз. Стены Союза помнят всех, кто в них побывал. Помнят они и моего друга-товарища-брата Валеру Зубарева. И никакие евроремонты не сотрут эту память.
Иосиф Куралов